И С Т О Р И Ч Е С К А Я Д Р А М А В П Я Т И Д Е Й С Т В И Я Х.
Светлой памяти бабушки Веры – моего большого друга и первого учителя.
Царь, из многих царей, кто единственным царством доволен,
Лишь и найдется один, если найдется один.
Царь, из многих царей, хорошо управляющий царством,
Лишь и найдется один, если найдется один.
СЭР ТОМАС МОР, лорд-канцлер Англии
У Англии нет ни постоянных друзей, ни постоянных врагов.
У Англии есть только постоянные интересы.
СЭР УИНСТОН ЧЕРЧИЛЛЬ, премьер-министр Великобритании.
Д Е Й С Т В У Ю Щ И Е Л И Ц А:
Генрих Восьмой Тюдор, король Англии.
Cэр Томас Мор, государственный деятель, писатель, философ.
Леди Алиса Мор, его жена.
Леди Маргарет, его старшая дочь.
Уильям Ропер, адвокат, муж Маргарет.
Эразм Роттердамский (Эрасмус Десидериус), писатель, философ, друг Мора.
Герцог Норфолькский, (Томас Ховард), друг Мора.
Анна Болейн, фаворитка короля Генриха, затем королева Англии.
Екатерина Арагонская, опальная жена монарха.
Томас Кромвель, государственный секретарь короля.
Томас Кранмер, архиепископ Кентерберийский.
Ричард Рич, мелкий служащий, затем поверенный короля.
Томас Одли, государственный деятель.
Элизабет Бартон, монахиня.
Констебль, сэр Уильям Кингстон, комендант Тауэра.
Томас Поп, служащий в королевском суде, друг Мора.
Тень Агнессы Мор.
Тень Кардинала Джона Мортона
Антонио Бонвизи, купец.
Дороти Колли, служанка в доме Моров.
Фанатики футбола.
Лорд-дворецкий.
Слуги короля Генриха, присяжные в суде.
Стражники, горожане, старики, старухи, уличные мальчишки.
Действие происходит в Лондоне в 1529 – 1535 годах.
ПРОЛОГ.
Злосчастного министра, сэра Мора –
Историю триумфа и печали,
Бесславного суда и приговора,
Поведаем, чтоб нынче все узнали.
Во власти был, – но не стремился к власти,
Любимый горячо во всей Европе,
Он так бестрепетно мечтал о счастье,
Нам рассказав о лучшей из Утопий.
Утопия похожа на Афины:
Свобода духа – будто при Перикле,
И так законна гордость гражданина,
Как мы – законно – от нее отвыкли.
Утопия цветуще многолюдна,
Не-место – бегство от судьбы реальной,
Где жить – опасно, где забыть так трудно
Мотив негромкий, мерный, погребальный,
Что льется, душу ужасом калеча,
Сквозь топора паденье, крови реки,
Но слышится ему в противоречье:
«Все лучшее от Бога в Человеке!»
«Все лучшее от Бога в Человеке!» –
Умолкнет зов бессильным отголоском:
Театр времен Нерона и Сенеки
Еще живет на стареньких подмостках.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.
Картина первая.
Покои короля Генриха в Вестминстере. Король Г е н р и х В о с ь м о й в раздумье ходит по комнате.
Т о м а с К р о м в е л ь покорно и молча ждет у двери.
Г Е Н Р И Х В О С Ь М О Й (задумчиво):
О, как непрочен долгожданный мир!
У вражьих полчищ силы на исходе –
Француз умолк от грохота мортир,
Проклятый скотт почти не колобродит,
И поделом – скажи, какой герой!
Закончились кровавые разборки.
А сколько лет бессмысленной войной
Корежили Ланкастеры и Йорки –
За то, кому быть лучше королем! –
В разрухе и убожестве повинны.
А ныне мир царит в краю моем,
Тюдоры – в силе. Англия едина –
Так повелел отец! – не слез юдоль,
Но капелька нектара в чаше Рая.
Кричит народ: «Да здравствует король!» –
Пускай горланят, я не возражаю.
Им честь – во славу Родины своей
И жить, и – лечь костьми на поле боя…
И все же нет у Англии друзей,
И больше нет у Англии покоя.
В канонах Церкви, в праведных речах
Все меньше толку, а в священном Риме
Грядет упадок, и животный страх
Крадется – как мне властвовать такими,
Что каждый день толкуют о правах?
Мыслишек мутных дикая свобода –
Потеха для нетрезвого народа!
(вздыхает).
Но горе – здесь. Монаршего двора
Не освящает лик родного сына.
И вяла, и бесплодна, и стара,
Испанка гордая – Екатерина.
Одна забота – Библию читать, –
Бессильна в ней романская порода –
Не баба, не монашка – тишь, да гладь,
Она все непорочней год от года.
Взял в жены – брата старшего вдову,
Наверно, я неправильно живу. –
С испанцами союз души не греет.
Есть дочь, Мария. Сдержанна, умна,
Но – женщина! Что женщина сумеет?
Моя беда меня лишает сна,
Под сорок мне. Седею и старею.
Как ни спрошу о будущем у звезд –
Астролог нем, потупит очи долу…
(Поворачивается к Томасу Кромвелю, ожидая доклада).
Т О М А С К Р О М В Е Л Ь (кланяясь, тихим голосом):
Милорд, обрушили Коровий мост
Отпетые фанатики футбола!
Приходский пастырь – от природы смел –
И тот не успокоил пьяной злости.
Английский эль творит несчетно дел –
Священнику переломали кости!
Г Е Н Р И Х В О С Ь М О Й (иронически):
Что, проповедал к ближнему любовь?
Т О М А С К Р О М В Е Л Ь:
Да, государь, хотел на путь наставить –
Баранов стадо!
Г Е Н Р И Х В О С Ь М О Й:
Кромвель, не злословь!
Т О М А С К Р О М В Е Л Ь (кланяясь):
Всё правда – ни прибавить, ни убавить!
Г Е Н Р И Х В О С Ь М О Й (с досадой):
О, если б эти Рыцари Мяча,
Продавшие родню за кружку эля,
Крещеных не давили сгоряча,
А от стыда – пусть изредка – краснели!
Как усмирить их?
Т О М А С К Р О М В Е Л Ь (вздыхая):
Полно, государь,
Болеть о язвах этакого сброда!
А лучше пару умников зажарь
В огне костра…
Г Е Н Р И Х В О С Ь М О Й:
…Под смех толпы народа?
Иль мало зрелищ? объясни мне ты,
Чего простолюдины захотели?
Турниры, скачки, ярмарки, шуты,
И казни – раз по несколько в неделю…
Т О М А С К Р О М В Е Л Ь (в раздумье):
Я полагаю, лучше б чернь, милорд,
Покрепче столб искала головою.
Не то размыслит, – побери нас Черт! –
О странностях общественного строя!
Г Е Н Р И Х В О С Ь М О Й (крестится):
Помилуй, Боже – да не будет так!
Пускай священным проповедям верят.
(иронически):
Ты полагаешь, Генри твой дурак?
Я, сударь, глуп – но не в такой же мере.
(Томас Кромвель почтительно кланяется и пятится в испуге.)
Мой Бог! Так шаток Англии престол,
Что лишь невежество ему основой.
Т О М А С К Р О М В Е Л Ь: (слегка воспрянув духом):
Милорд, народу по душе футбол.
Пустячная забава, право слово,
Ломают руки-ноги, но – под суд?
Что осуждать – безмозглую затею?…
Г Е Н Р И Х В О С Ь М О Й (назидательно):
В футболе голова всего важнее,
А без нее и ноги не спасут.
Игра без правил осторожней вдвое,
Чтоб долго жить, – да не калекой жить!
Т О М А С К Р О М В Е Л Ь: (чуть улыбаясь):
Тогда, милорд, осмелюсь доложить, –
У англичан неладно с головою.
Г Е Н Р И Х В О С Ь М О Й (насмешливо):
У всех? А мой советник, Томас Мор –
Не подданный Тюдоровской короны?
Т О М А С К Р О М В Е Л Ь:
Милорд, мы не о Море разговор
Ведем…
Г Е Н Р И Х В О С Ь М О Й (капризно):
А почему бы нет? Законы
До тонкостей изведавший судья,
Прославленный философ и ученый?
Т О М А С К Р О М В Е Л Ь:
Милорд, заслуга каждого своя,
Один – учен, другой – слуга, – вернее,
Чем пес…
Г Е Н Р И Х В О С Ь М О Й (насмешливо):
Собачьей верностью своею,
Трудяга Кромвель, лучше не смеши!
По-гречески не знаешь?
Т О М А С К Р О М В Е Л Ь (виновато):
Нет.
Г Е Н Р И Х В О С Ь М О Й (ворчливо):
Верши
С таким, – судьбу английского народа!
Усердье есть, да жаль – не та порода!
Пауза .Генрих Восьмой расхаживает по зале.
Я слышал, Мор – наставник и мудрец
На днях с посольством в Лондон прибывает.
Слышатся отдаленный шум, возня и гул голосов.
Т О М А С К Р О М В Е Л Ь:
Ах, вот они, смутьяны!
Г Е Н Р И Х В О С Ь М О Й (цедит сквозь зубы):
Наконец!
Введите же…
Входят два плохо одетых горожанина, Ф а н а т и к и ф у т б о л а, в сопровождении С т р а ж н и к о в.
Смотри, один хромает,
Другому нос разбили….
(Подходит ближе к осужденным, одному из преступников, сурово):
Дебошир,
Что скажешь?
Х Р О М А Ю Щ И Й Ф А Н А Т И К ФУ Т Б О Л А (жалостливо):
Элем горло промочили,
Милорд! – C парнями Челси был бы мир,
Но три гола без жалости забили.
Простите грех…
Г Е Н Р И Х В О С Ь М О Й (насмешливо):
То видно.
Х Р О М А Ю Щ И Й Ф А Н А Т И К ФУ Т Б О Л А (опустив голову):
В похвальбе,
Спокон веков винить меня не смели,
Я скромен, как овца!
Г Е Н Р И Х В О С Ь М О Й (второму преступнику):
Еще себе
Что в оправдание сказать хотели?
Ф А Н А Т И К ФУ Т Б О Л А С Р А З Б И Т Ы М Н О С О М (вяло):
Все это правда…
Г Е Н Р И Х В О С Ь М О Й (сурово):
И какой пример
Вы молодежи, детям подаете?
Галеры! Девять месяцев галер.
Ф А Н А Т И К ФУ Т Б О Л А С Р А З Б И Т Ы М Н О С О М (умоляюще):
Милорд, помилуйте, меня убьете
Вы приговором – я и слаб, и хил,
Не выдержу – вот, убедитесь сами.
(Кашляет мокрым кашлем).
С Т Р А Ж Н И К (чуть улыбаясь):
Поверьте – от избытка пьяных сил
Столбы вокруг завязаны узлами.
Г Е Н Р И Х В О С Ь М О Й (саркастически):
Еще что скажешь?
Ф А Н А Т И К ФУ Т Б О Л А С Р А З Б И Т Ы М Н О С О М ( подавленно):
Больше ничего.
Г Е Н Р И Х В О С Ь М О Й:
Все, увести!
Стражники уводят двоих Фанатиков Футбола. Томас Кромвель кланяется и уходит.
(ворчит):
Вот чудная компашка!
(громко):
Дворецкий!
Входит Л о р д - д в о р е ц к и й, кланяется.
Прикажи на одного
Подать обед. – Трехлетнего барашка,
Вино, и сыр, и дикий сельдерей –
Я голоден. Вели, и – поскорей!
Лорд - дворецкий низко кланяется и уходит.
Картина вторая.
Улица Лондона в бедном районе близ Чипсайда, сумерки. Двое Г о р о ж а н в плохонькой одежде бредут по тротуару.
П Е Р В Ы Й Г О Р О Ж А Н И Н:
Джек, когда их выводят?
В Т О Р О Й Г О Р О Ж А Н И Н :
Послезавтра утром.
П Е Р В Ы Й Г О Р О Ж А Н И Н:
А твои ребята не подведут?
В Т О Р О Й Г О Р О Ж А Н И Н (возмущенно и гневно):
Ты что это говоришь?! Ты не знаешь, кто такой Джек Золотая Туфелька? Да меня каждая дворняга знает, – посмела бы только пикнуть! О более крупных тварях я помолчу.
П Е Р В Ы Й Г О Р О Ж А Н И Н:
Прошу прощения, сударь…
В Т О Р О Й Г О Р О Ж А Н И Н ( злорадно смеется):
Во, дает! Какой я тебе сударь? все судари сидят в Вестминстере и в Гринвиче. Или висят в Тайберне на перекладинах.
П Е Р В Ы Й Г О Р О Ж А Н И Н:
В Тауэре, су… Прошу прощения.
В Т О Р О Й Г О Р О Ж А Н И Н (язвительно):
Все там будем, дорогой. Не в Тауэре, скорее всего, в нем томятся только избранные. В этой стране всем нужны деньги, а мы, старые солдаты, проливавшие кровь за Англию – просто досадное недоразумение. Мы не люди – обломки людей. Обломкам – где место?
(вздыхает):
Видишь, как я бегаю на своей деревянной ноге? Неплохо, а? Это я воевал во славу великой Родины. Теперь могу спокойно подохнуть, как бродяга.
П Е Р В Ы Й Г О Р О Ж А Н И Н:
Да что ты?
В Т О Р О Й Г О Р О Ж А Н И Н:
Что? Теперь я – Джек Золотая Туфелька, правда, гроза всего Чипсайда. Ха! И на это не каждый способен. Видишь, какая обувь у меня?
(указывает взглядом на здоровую ногу, одетую в опорок)
П Е Р В Ы Й Г О Р О Ж А Н И Н:
Ну, а родных у тебя что – не осталось?
В Т О Р О Й Г О Р О Ж А Н И Н:
У меня не осталось никого….. и ничего! Там, где мы пахали землю, где были наши дома, теперь овечьи пастбища. Шерсть-то денег стоит. Как говорят, овцы стали прожорливы, и поедают даже людей. А что – люди? Вон их сколько….
П Е Р В Ы Й Г О Р О Ж А Н И Н:
Насчет овец – это сэр Мор придумал?
В Т О Р О Й Г О Р О Ж А Н И Н:
Ну, а кто же? Хороший человек, честный. Последнее время король его жалует.
П Е Р В Ы Й Г О Р О Ж А Н И Н (недоверчиво):
Король жалует… И честный, говоришь?
В Т О Р О Й Г О Р О Ж А Н И Н:
Представь себе.
П Е Р В Ы Й Г О Р О Ж А Н И Н:
Понимаю, Джек. Все понимаю. Видишь ли, у меня есть сын. Если не удастся спасти сына, считай, что он погиб. Уже несколько месяцев кашляет мокрым кашлем.
В Т О Р О Й Г О Р О Ж А Н И Н:
Не переживай, Хьюго. У меня самого кашель и еще трясусь, как в лихорадке. Не иначе, сам Дьявол сделал свое черное дело.
П Е Р В Ы Й Г О Р О Ж А Н И Н:
Понимаю. Нас всех когда-нибудь накажет Бог или Дьявол.
В Т О Р О Й Г О Р О Ж А Н И Н (возмущенно):
Ничего ты не понимаешь. Меня Дьявол наказывает за то, что я не отомстил сэру Блейку.
П Е Р В Ы Й Г О Р О Ж А Н И Н:
За что?
В Т О Р О Й Г О Р О Ж А Н И Н:
Он отправил на костер мою матушку.
П Е Р В Ы Й Г О Р О Ж А Н И Н:
За что же матушку?
В Т О Р О Й Г О Р О Ж А Н И Н:
За то, что пряла пряжу в субботу. Решил, что она в сговоре с нечистой силой.
П Е Р В Ы Й Г О Р О Ж А Н И Н:
Быть не может!
В Т О Р О Й Г О Р О Ж А Н И Н (раздраженно):
Много ты понимаешь! Все может быть в Англии!
Оба Горожанина удаляются .
Картина третья.
Улица в центре Лондона, поздний вечер. С э р Т о м а с М о р едет к центру Лондона, в сторону Вестминстера, время от времени замедляет шаг, останавливается, смотрит по сторонам..
С Э Р Т О М А С М О Р (задумчиво, устало):
Мой Лондон! И смотрю, и вспоминаю –
Когда кричал на площади народ,
Правителя на власть благословляя,
Не зная, что приходит черный год.
Года, века – как сны, несутся мимо,
А вера в чудо так неисправима!
Одной улыбкой всех обворожив,
Король был юн, изыскан и учтив.
А я – каков? Восторженную оду
Сам сочинил, сочувствуя народу,
Как мальчик, не хотел поверить в зло,
А мне тогда за тридцать перешло…
Чуть-чуть, – как посмеялся друг Эрасмус, –
Не перешло в хронический morasmos.
Мудрейший Аристотель полагал –
Поэт от Бога – тот же одержимый.
Каменами и Парками любимый,
Счастливец! Он о Лондоне не знал!
Здесь Парки и прекрасные Камены –
Актрисы политической арены!
Какой судьбы прядут тугую нить?
Как человеку можно объяснить,
Новейшие английские порядки?
Что, если с головою все в порядке
У человека? Сущего Творец!
Как много стало в Англии овец!
И от веку для власти нет желанней
